Неточные совпадения
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое. В первом случае я
вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти в
монастырь и самые тяжкие, какие на меня ни наложат, труды и подвиги я буду исполнять там. Я уверен, что не мое дело рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и знаю, что Богу повинуюсь.
Он снова ушел в
монастырь, был послушником, последний раз я его
видела таким суровым, молчаливым монашком.
— Просто-запросто ваш Петр Валерьяныч в
монастыре ест кутью и кладет поклоны, а в Бога не верует, и вы под такую минуту попали — вот и все, — сказал я, — и сверх того, человек довольно смешной: ведь уж, наверно, он раз десять прежде того микроскоп
видел, что ж он так с ума сошел в одиннадцатый-то раз? Впечатлительность какая-то нервная… в
монастыре выработал.
Наконец мы собрались к миссионерам и поехали в дом португальского епископа. Там, у молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура, епископа в китайском платье, и еще монаха с знакомым мне лицом. «Настоятель августинского
монастыря, — по-французски не говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его епископ. Я вспомнил, что это тот самый монах, которого я
видел в коляске на прогулке за городом.
И он вдруг удалился, на этот раз уже совсем. Алеша пошел к
монастырю. «Как же, как же я никогда его не
увижу, что он говорит? — дико представлялось ему, — да завтра же непременно
увижу и разыщу его, нарочно разыщу, что он такое говорит!..»
Не знаю, как теперь, но в детстве моем мне часто случалось в деревнях и по
монастырям видеть и слышать этих кликуш.
Всем существом своим Алеша стремился в
монастырь к своему «великому» умирающему, но потребность
видеть брата Дмитрия пересилила все: в уме Алеши с каждым часом нарастало убеждение о неминуемой ужасной катастрофе, готовой совершиться.
— Что ж? Ведь я когда кончу там, то опять приду, и мы опять можем говорить сколько вам будет угодно. А мне очень хотелось бы
видеть поскорее Катерину Ивановну, потому что я во всяком случае очень хочу как можно скорей воротиться сегодня в
монастырь.
Он,
видите ли, прилепился к
монастырю; он чуть было сам не постригся в монахи.
— Ты, я
вижу, в каком-то вдохновении. Ужасно я люблю такие professions de foi [исповедания веры (фр.).] вот от таких… послушников. Твердый ты человек, Алексей. Правда, что ты из
монастыря хочешь выйти?
— Это он, видно, моего «покойничка»
видел! — И затем, обращаясь ко мне, прибавила: — А тебе, мой друг, не следовало не в свое дело вмешиваться. В чужой
монастырь с своим уставом не ходят. Девчонка провинилась, и я ее наказала. Она моя, и я что хочу, то с ней и делаю. Так-то.
Молодые люди, во всем склонные
видеть явления оккультного характера, говорили то, что она скрылась на Западе, в католическом
монастыре, связанном с розенкрейцерами, то, что она покончила с собой, потому что была осуждена Штейнером за плохое исполнение его поручений.
Вот я ее самолично
видел в Ивановском
монастыре…
В
монастыре обыкновенно смотрели старинную церковь и взбирались на колокольню, откуда открывался далекий вид. В ясную погоду старались
увидеть белые пятнышки губернского города и излучины Днепра на горизонте.
Видя невозможность достигнуть берега, вознамерился он возвратиться к
монастырю своему, дабы, имея попутный ветр, тем легче оного достигнуть.
Говорят, Лаврецкий посетил тот отдаленный
монастырь, куда скрылась Лиза, —
увидел ее.
— То-то хорошо. Скажи на ушко Ольге Сергеевне, — прибавила, смеясь, игуменья, — что если Лизу будут обижать дома, то я ее к себе в
монастырь возьму. Не смейся, не смейся, а скажи. Я без шуток говорю: если
увижу, что вы не хотите дать ей жить сообразно ее натуре, честное слово даю, что к себе увезу.
Подходя к самому
монастырю, путники наши действительно
увидели очень много монахов в поле; некоторые из них в рубашках, а другие в худеньких черных подрясниках — пахали; двое севцов сеяло, а рыжий монах, в клобуке и подряснике поновее, должно быть, казначей, стоял у телеги с семянами.
Корысть тем овладела, как и пьянство же вон мною в
монастыре; задрожал даже,
увидев денежки-то.
— Какого звания — мужик простой, служить только богу захотел, — а у нас тоже житье-то! При
монастыре служим, а сапогов не дают; а мука-то ведь тоже ест их, хуже извести, потому она кислая; а начальство-то не внемлет того: где хошь бери, хоть воруй у бога — да!.. — бурчал старик.
Увидев подъехавшего старика Захаревского, он поклонился ему. — Вон барин-то знакомый, — проговорил он, как-то оскаливая от удовольствия рот.
«Приходи, говорит, ужо вечером: настоящий расчет сделаем, а то, говорит, теперь заметят!» Я тоже
вижу, что так складней будет сделать, выбежал, догнал свою лошадь, приехал в
монастырь, стал мешки сдавать, — не досчитываются одного мешка.
— В настоящее время, пришедши в преклонность моих лет, я, милостивый государь,
вижу себя лишенною пристанища. А как я, с самых малых лет, имела к божественному большое пристрастие, то и хожу теперь больше по святым
монастырям и обителям, не столько помышляя о настоящей жизни, сколько о жизни будущей…
И с этим, что
вижу, послышались мне и гогот, и ржанье, и дикий смех, а потом вдруг вихорь… взмело песок тучею, и нет ничего, только где-то тонко колокол тихо звонит, и весь как алою зарею облитый большой белый
монастырь по вершине показывается, а по стенам крылатые ангелы с золотыми копьями ходят, а вокруг море, и как который ангел по щиту копьем ударит, так сейчас вокруг всего
монастыря море всколышется и заплещет, а из бездны страшные голоса вопиют: «Свят!»
— А подле Спасова-с, в В—м
монастыре, в посаде у Марфы Сергевны, сестрицы Авдотьи Сергевны, может, изволите помнить, ногу сломали, из коляски выскочили, на бал ехали. Теперь около
монастыря проживают, а я при них-с; а теперь вот, изволите
видеть, в губернию собрался, своих попроведать…
На другой день Крапчик, как только заблаговестили к вечерне, ехал уже в карете шестериком с форейтором и с саженным почти гайдуком на запятках в загородный Крестовоздвиженский
монастырь, где имел свое пребывание местный архиерей Евгений, аки бы слушать ефимоны; но, увидав, что самого архиерея не было в церкви, он, не достояв службы, послал своего гайдука в покой ко владыке спросить у того, может ли он его принять, и получил ответ, что владыко очень рад его
видеть.
Я бы схоронил тебя где-нибудь в глухом поместье, далеко от Москвы, или свез бы в
монастырь; но не женился бы на тебе,
видит бог, не женился бы!
Это ему было нужно, во-первых, для того, чтобы
видеть живописнейшие места в государстве, которые большею частью были избираемы старинными русскими людьми для основания
монастырей: во-вторых, для того, чтобы изучить проселки русского царства и жизнь крестьян и помещиков во всем его разнообразии; в-третьих, наконец, для того, чтобы написать географическое сочинение о России самым увлекательным образом.
Въехав в Слободу, Серебряный
увидел, что дворец, или
монастырь, государев отделен от прочих зданий глубоким рвом и валом. Трудно описать великолепие и разнообразие этой обители. Ни одно окно не походило на другое, ни один столб не равнялся с другим узорами или краской. Множество глав венчали здание.
— Чудак ты, — говорит он, — чего же тебе сказать? Я все
видел. Спроси:
монастыри видел?
Видел. А трактиры? Тоже
видел.
Видел господскую жизнь и мужицкую. Жил сыто, жил и голодно…
— И
видишь, что еще… Пожалуйста, не прими там как-нибудь… того… в дурную сторону. У всякого народа свой обычай, и в чужой
монастырь, как говорится, не ходят со своим уставом.
— Это точно, — подтвердил хозяин, — это могу сказать, случалось вас
видеть. А впрочем, ведь я не всегда в вашу церковь хожу. Я больше в
монастырь езжу. Так уж это у нас в роду повелось.
Вслед за ним явились Цветаев и Галатская, а Кожемякин отошёл к столу и там
увидел Максима: парень сидел на крыльце бани, пристально глядя в небо, где возвышалась колокольня
монастыря, окутанная ветвями липы, а под нею кружились охотничьи белые голуби.
Теперь, когда Матвей знал, что мать его ушла в
монастырь, Власьевна стала для него ещё более неприятна, он старался избегать встреч с нею, а разговаривая, не мог смотреть в широкое, надутое лицо стряпухи. И, не без радости,
видел, что Власьевна вдруг точно сморщилась, перестала рядиться в яркие сарафаны, — плотно сжав губы, она покорно согнула шею.
— Не успел я двух слов сказать, знаешь, сердце у меня заколотилось, из глаз слезы выступили; стал я ее уговаривать, чтоб за тебя вышла; а она мне: «Верно, вы меня не любите, верно, вы ничего не
видите», — и вдруг как бросится мне на шею, обвила меня руками, заплакала, зарыдала! «Я, говорит, одного вас люблю и на за кого не выйду. Я вас уже давно люблю, только и за вас не выйду, а завтра же уеду и в
монастырь пойду».
— Дуня была на верху счастия; она на Глафиру Львовну смотрела как на ангела; ее благодарность была без малейшей примеси какого бы то ни было неприязненного чувства; она даже не обижалась тем, что дочь отучали быть дочерью; она
видела ее в кружевах, она
видела ее в барских покоях — и только говорила: «Да отчего это моя Любонька уродилась такая хорошая, — кажись, ей и нельзя надеть другого платьица; красавица будет!» Дуня обходила все
монастыри и везде служила заздравные молебны о доброй барыне.
Чтоб подняться на гору, Милославский должен был проехать мимо Благовещенского
монастыря, при подошве которого соединяется Ока с Волгою. Приостановясь на минуту, чтоб полюбоваться прелестным местоположением этой древней обители, он заметил полуодетого нищего, который на песчаной косе, против самых монастырских ворот, играл с детьми и, казалось, забавлялся не менее их.
Увидев проезжих, нищий сделал несколько прыжков, от которых все ребятишки померли со смеху, и, подбежав к Юрию, закричал...
—
Видишь, боярин?.. вон там, за этими деревьями?.. Это Хотьков
монастырь. Чай, теперь вы и без проводника доедете: дорога прямая; а мне пора и отдохнуть. Вот другие сутки, как я глаз не сводил.
Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском
монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я,
видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…
— Жаль! — спокойно кинула женщина, отвернулась от Ильи и заговорила, обращаясь к Вере: — Знаешь, — была я вчера у всенощной в девичьем
монастыре и такую там клирошанку
видела — ах! Чудная девочка… Стояла я и всё смотрела на неё, и думала: «Отчего она ушла в
монастырь?» Жалко было мне её…
Вы можете
видеть этих пешком прошедших лапотников с пыльными котомками и стертыми посохами там, около
монастыря, в таком же количестве, как и в Киеве.
Нас нельзя было подкупить и заласкать никакими лакомствами: мы так были преданы начальству, но не за ласки и подарки, а за его справедливость и честность, которые
видели в таких людях, как Михаил Степанович Перский — главный командир, или, лучше сказать, игумен нашего кадетского
монастыря, где он под стать себе умел подобрать таких же и старцев.
А какая она хорошенькая, какая милая, умная! Ведь вот долго ли! Посидишь этак вечера два с ней — и начнешь подумывать; а там только пооплошай, и запрягут! Хорошо еще, что она в монастырь-то идет; а то бы и от нее надо было бегать. Нет, поскорей поужинать у них да домой, от греха подальше, только она меня и
видела. А после хоть и увижусь с ней, так только «здравствуйте!» да «прощайте!». Хороша ты, Глафира Алексеевна, а свобода и покой и холостая жизнь моя лучше тебя.
—
Увидишь и дьячиху по пути, когда поедешь мимо
монастыря. Только проезжай ночью, штобы на глаза игумену не попасть. Тебе же добра желаю, дураку…
— Никто не
увидит, воеводушка… будний день сегодня, кому в
монастырь идти, окромя своих же монастырских?
Обрадовалось сердце Арефы, когда он
увидел родную реку, которая отсюда скатывалась под самый Прокопьевский
монастырь и дальше в «орду».
Инок Гермоген с радостью встретил подмогу, как и вся монашеская братия. Всех удивило только одно: когда инок Гермоген пошел в церковь, то на паперти
увидел дьячка Арефу, который сидел, закрыв лицо руками, и горько плакал. Как он попал в
монастырь и когда — никто и ничего не мог сказать. А маэор Мамеев уже хозяйничал в Служней слободе и первым делом связал попа Мирона.
— А мне еще дивнее тебя
видеть, как ты бросил свой
монастырь и прибежал схорониться к воеводе. Ты вот псом меня взвеличал, а в писании сказано, што «пес живой паче льва мертва…».
Вижу твой страх, игумен, а храбрость свою ты позабыл. На кого монастырь-то бросил? А промежду прочим будет нам бобы разводить: оба хороши. Только никому не сказывай, который хуже будет… Теперь и делить нам с тобой нечего. Видно, так… Беда-то, видно, лбами нас вместе стукнула.
— Эй, Гермоген, побойся бога, не проливай напрасной крови… Келарь Пафнутий давно бы сдал нам
монастырь и братия тоже, а ты один упорствуешь. На твою голову падет кровь на брани убиенных. Бог-то все
видит, как ты из пушек палишь. Волк ты, а не инок.
— Мертв был, а теперь ожил, — шептал старик и качал своею седою головой, когда Охоня рассказывала ему, как все случилось. — На счастливого все, Охоня. Вот поп-то Мирон обрадуется, когда
увидит Арефу… Малое дело не дождался он: повременить бы всего два дни. Ну, да тридцать верст [В старину версты считались в тысячу сажен. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] до
монастыря — не дальняя дорога. В двои сутки обернетесь домой.
— Погоди, отольются медведю коровьи слезы!.. Будет ему кровь нашу пить… по колен в нашей крови ходить… Вот побегут казаки с Яика да орда из степи подвалит, по камушку все заводы разнесут. Я-то не доживу, а ты
увидишь, как тряхнут заводами, и
монастырем, и Усторожьем. К казакам и заводчина пристанет и наши крестьяне… Огонь… дым…